Екатерина Савлаева

Ирвин Ялом

Цитаты из новой книги "Вопросы жизни и смерти"
Ирвин Ялом - один из моих любимых авторов. Я прочла все его книги и одну из стареньких сейчас перечитываю («Дар психотерапии»)

А недавно вышла книга «Вопрос смерти и жизни». В ней два автора - Мэрилин Ялом и Ирвин Ялом. И в ней Ирвин словно еще более открыт и честен, чем обычно. Они вместе с Мэрилин проходят путь борьбы с болезнью. Путь конечен. И в конце пути Ирвин остаётся один. Он много в своих книгах писал об утрате, о смысле жизни, о страхе смерти. И он перечитывает свои прежние книги, пытаясь найти в них утешение. Иногда свои книги помогают ему. А в некоторых ситуациях он признаёт, что в то время не до конца понимал пациентов в горе. Он открыто делится своими чувствами. И это очень откликается. Человеческая искренность и открытость - дар, дарованный не всем.

Далее несколько цитат из книги. Приятного чтения!

Ирвин Ялом Вопрос смерти и жизни
Из всех идей, с помощью которых я пытался унять страх смерти у своих пациентов, ни одна не была более действенной и притягательной, нежели идея жить без сожалений. Мы с Мэрилин не жалеем ни о чем — мы жили полно и смело. Мы не упустили ни одной возможности узнать что-то новое и взяли от жизни все, что могли.
Помню, как однажды я рассказал своему психотерапевту, а позже и другу Ролло Мэю об этих шахматных партиях с папой. В ответ Ролло выразил надежду, что я точно так же сохраню жизнь и ему. Он заметил, что большая часть страха восходит к боязни забвения и что «тревога ни о чем пытается трансформироваться в тревогу о чем-то». Другими словами, страх небытия быстро привязывается к осязаемому, конкретному объекту.
Это задело меня за живое. Я уже давно боялся слабоумия больше, чем смерти. Но слова «Все не так уж плохо, Ирв» поразили и тронули меня. Мой старый наставник говорил: «Ирв, у тебя есть только одна жизнь. Наслаждайся каждой крупицей этого чуда под названием сознание и не топи себя в сожалениях о том, что у тебя когда-то было!» Его слова благотворно действуют на меня и умеряют мой страх перед слабоумием.
Если я смотрю увлекательную телепрограмму, я жажду рассказать о ней Мэрилин. Снова и снова мне приходится напоминать себе, что никакой Мэрилин нет и что эта программа, этот кусочек жизни, все равно представляет интерес. Подобные вещи случаются со мной очень часто. Недавно звонит какая-то женщина и просит позвать к телефону Мэрилин. Когда я сообщаю ей, что моя жена умерла, женщина начинает плакать и говорит, как сильно ей будет не хватать Мэрилин и как много она для нее значила. Я кладу трубку и напоминаю себе, что и этот опыт принадлежит только мне. Я не смогу поделиться им с Мэрилин. Дело не в чувстве одиночества. Я должен понять, что некое событие или переживание может быть ценно, интересно и важно, даже если я единственный, кто о нем знает, — даже если я не могу рассказать о нем Мэрилин.
Я сознаю, что впереди меня ждет тяжелое время. За годы индивидуальной и групповой психотерапевтической работы с людьми, потерявшими близких, я вывел следующее правило: прежде чем наступит заметное улучшение, пациенту необходимо пережить все основные события года без своего супруга — дни рождения, Рождество, Пасху, Новый год, первый выход в свет в качестве одинокого мужчины или женщины. Некоторым пациентам требуется второй год, второй цикл. Когда я анализирую свою ситуацию, особенно продолжительность и близость моих отношений с Мэрилин, я понимаю, что мне предстоит самый мрачный и трудный год в моей жизни.
Я будто жду, что меня кто-то спасет. Я чувствую себя беспомощным ребенком. Возможно, всему виной так называемое магическое мышление — в глубине души я верю, что моя беспомощность каким-то образом вернет мне Мэрилин. Я не думаю о самоубийстве, но понимаю и сопереживаю менталитету потенциального са- моубийцы, как никогда раньше. Неожиданно в моем сознании возникает образ одинокого старика, который любуется пылающим закатом. Он восхищен и поглощен окружающей его красотой. Я ему завидую. Как бы мне хотелось быть похожим на этого человека!
Айрин рассказывает мне о своих знакомых, потерявших супругов.
— Понять это могут только люди, которые сами прошли через это. Это безмолвное тайное сообщество... Людей, которые действительно знают — все они выжили, потеряв своих близких, лишившись их. Все это время вы убеждали меня отделиться от Джека, повернуться лицом к жизни, найти новую любовь — и все это было ошибкой. Это ошибка самодовольства, ошибка таких, как вы, которые никогда никого не теряли.
Несколько недель она продолжает рассуждать в том же духе, пока наконец я не теряю самообладание:
— Значит, только потерявшие близких могут лечить потерявших близких?
— Те, кто сам прошел через это, — спокойно отвечает Айрин.
— Я слышу эту чепуху с тех пор, как начал работать терапевтом! — взрываюсь я. — Только алкоголики могут лечить алкоголиков? Или наркоманы — наркоманов? И нужно страдать расстройством пищевого поведения, чтобы лечить анорексию, или быть депрессивным или маниакальным, чтобы лечить аффективные расстройства? Может, нужно быть шизофреником, чтобы лечить шизофрению?
Позже я рассказываю ей о своих исследованиях. Я говорю, что все вдовы и вдовцы постепенно отдаляются от своих умерших супругов. Фактически мы обнаружили, что у супругов, которые были счастливы в браке, этот процесс происходит легче, чем у тех, кто был недоволен семейной жизнью: последние оплакивают не только смерть близкого человека, но и свои впустую потраченные годы. Айрин пропускает мои слова мимо ушей и спокойно замечает:
— Мы, потерявшие близких, научились отвечать так, как нужно исследователям.
Так продолжается месяцами. Мы боремся, мы спорим, но мы остаемся вовлеченными. Состояние Айрин постепенно улучшается. В начале третьего года терапии она встретила мужчину, которого полюбила, и впоследствии вышла за него замуж.
С тех пор как Мэрилин умерла, прошло уже много времени. Оглядываясь назад, я понимаю, что за эти недели многому научился. Мне довелось на себе испытать три состояния, с которыми так часто сталкиваются психотерапевты. Во-первых, у меня были навязчивые идеи, которые я не мог контролировать: повторяющиеся мысли о бойне на площади Тяньаньмэнь, мысли о женской груди и мысли о сексе. Все эти образы теперь исчезли, но я никогда не забуду ощущения бессилия, которое я пережил, тщетно пытаясь от них избавиться. Во-вторых, я испытал безутешное, всепоглощающее горе. Хотя оно больше не обжигает, оно никуда не делось и может легко воспламениться вновь — достаточно одного взгляда на портрет Мэрилин. Я плачу, когда думаю о ней. Я пишу эти строки 10 марта, в день рождения Мэрилин, спустя сто десять дней после ее смерти. И, наконец, я впал в глубокую депрессию. Не думаю, что когда- нибудь забуду это ощущение неподвижности, омертвения, инертности и безнадежности.

Полезные материалы на сайте

Подписывайтесь на меня в соц.сетях